В водовороте - Страница 22

– Ах, очень рада! – отвечала Анна Юрьевна каким-то странным голосом.

Анна Юрьевна вовсе не считала любовь чем-нибудь нехорошим или преступным, но все-таки этот заезд к ней кузена со своей любовницей, которая была подчиненною Анны Юрьевны, показался ей несколько странным и не совсем приличным с его стороны, и потому, как она ни старалась скрыть это чувство, но оно выразилось в ее голосе и во всех манерах ее.

– Пожалуйте сюда, mademoiselle Helene! – крикнула она, услышав, что та в зале дожидается.

Елена вошла. Она заметно конфузилась несколько.

– Vous etes bien aimable, что заехали ко мне, – продолжала Анна Юрьевна, крепко пожимая ей руку. – Прошу вперед посещать меня sans ceremonie.

– Но я могу помешать вашим занятиям! – возразила ей Елена.

– О, моя милая! – воскликнула Анна Юрьевна. – Зачем вы это говорите? Вы очень хорошо убеждены, что я решительно ничего не делаю, как только сплю и ем.

– Нет, я в этом не убеждена, – отвечала ей серьезно Елена.

– А мы с mademoiselle Еленой ездили дачу нанимать в Останкино, – вмешался в разговор князь. – Она наняла дачку для себя, а я для себя!

– Вот как! – произнесла Анна Юрьевна. – Это, однако, дает и мне мысль нанять дачу, только не в Останкине, а по соседству около него, в Свиблове! Иван Иваныч! – крикнула затем Анна Юрьевна, звоня в то же время в колокольчик.

На этот зов вошел ее главный дворецкий.

– Съездите, мой милый, завтра в Свиблово и наймите мне там дачку. Помещение для меня какое хотите, – мне все равно, но главное, чтобы конюшни были хорошие и сараи.

Иван Иваныч поклонился ей на это и опять ушел к себе.

– Я там поселюсь, – начала Анна Юрьевна, обращаясь к гостям своим, – и буду кататься по свибловским полям на моих милых конях, или, как князь называет их, моих бешеных львах, – чудесно!

Анна Юрьевна страстно любила лошадей и, в самом деле, ездила почти на львах.

– Ну, эти львы ваши, кузина, вам сломят когда-нибудь голову, – заметил ей князь.

– Ах, мой милый!.. Ils feront tres bien!.. – отвечала, слегка вздохнув, Анна Юрьевна. – Я так часто в жизни моей близка была сломать себе голову, но не успела только, так пусть же они мне помогут в этом… Ваши занятия в конце мая совершенно окончатся? – отнеслась она затем к Елене, как бы чувствуя необходимость ее немножко приласкать.

– Да! – отвечала та ей сухо.

Она очень хорошо видела, что Анна Юрьевна, говоря с ней, почти насилует себя. Досада забушевала в сердце Елены против Анны Юрьевны, и, в отмщение ей, она решилась, в присутствии ее, посмеяться над русской аристократией.

– Мне очень бы желалось знать, – начала она, – что пресловутая Наталья Долгорукова из этого самого рода Шереметевых, которым принадлежит теперь Останкино?

– Из этого! – отвечала Анна Юрьевна с несколько надменным видом. – Не правда ли, que c'est un etre tres poetique?.. L'ideal des femmes russes!

Елена сделала гримасу.

– По-моему, она очень, должно быть, недалека была, – проговорила Елена.

Анна Юрьевна взглянула на нее вопросительно.

– Потому что, – продолжала Елена, – каким же образом можно было до такой степени полюбить господина Долгорукова, человека весьма дурных качеств и свойств, как говорит нам история, да и вообще кого из русских князей стоит так полюбить?

– Князь! Remerciez pour се compliment; inclinez vous!.. – воскликнула Анна Юрьевна к князю.

– Я потому и позволяю себе говорить это в присутствии князя, – подхватила Елена, – что он в этом случае совершенно исключение: в нем, сколько я знаю его, ничего нет княжеского. А шутки в сторону, – продолжала она как бы более серьезным тоном, – скажите мне, был ли из русских князей хоть один настоящим образом великий человек, великий полководец, великий поэт, ученый, великий критик, публицист?.. Везде они являются дилетантами, играют какую-то второстепенную роль. Суворов был не князь; Пушкин, несмотря на свои смешные аристократические замашки, тоже не князь, Ломоносов не князь, Белинский не князь, Чернышевский и Добролюбов тоже не князья!

– Ну, а князь Пожарский, например?.. – перебила ее Анна Юрьевна, слушавшая весьма внимательно все эти слова ее.

Елена при этом мило пожала плечами своими.

– По-моему-с, он только человек счастливой случайности, – сказала она. – И кто в это действительно серьезное для России время больше действовал: он или Минин – история еще не решила.

– Пожарский что? – заметил и князь. – Вот Долгорукий, князь Яков Долгорукий – то другое дело, это был человек настоящий!

– Это тот, который царские указы рвал?.. Но разве одна грубость и дерзость дают право на звание великого человека? – возразила ему Елена.

– Но кроме там вашего князя Якова Долгорукова мало ли было государственных людей из князей? – воскликнула Анна Юрьевна. – Сколько я сама знала за границей отличнейших дипломатов и посланников из русских князей!..

– О, если вы таких людей разумеете великими, то, конечно, их всегда было, есть и будет очень много, – проговорила Елена.

– Но каких же вы-то разумеете великими людьми? – спросила ее Анна Юрьевна уже с некоторою запальчивостью.

– Я разумею великим человеком только того, – отвечала Елена, – кто создал что-нибудь новое, избрал какой-нибудь новый путь, неизвестный, по крайней мере, в его народе; а кто идет только искусно по старым дорожкам – это, пожалуй, люди умные… ловкие в жизни…

– Но как же в жизни различить, кто идет по новым путям или по старым? – воскликнула Анна Юрьевна. – La vie n'est pas un champ, где видно, что есть дорога или нет… Вы говорите, моя милая, какую-то утопию!

– Почему же я говорю утопию? – спросила Елена удивленным голосом: ее больше всего поразило то, с какой это стати и в каком значении употребила тут Анна Юрьевна слово «утопия».