Часам к восьми вечера богатый дом Анны Юрьевны был почти весь освещен. Барон, франтовато одетый, пришел из своего низу и с гордым, самодовольным видом начал расхаживать по всем парадным комнатам. Он на этот раз как-то более обыкновенного строго относился к проходившим взад и вперед лакеям, приказывая им то лампу поправить, то стереть тут и там пыль, – словом, заметно начинал чувствовать себя некоторым образом хозяином всей этой роскоши.
Вскоре приехали князь и Елена. Анна Юрьевна только перед самым их появлением успела кончить свой туалет и вышла из своей уборной. Вслед за князем приехал и Жуквич.
– Здравствуйте, здравствуйте! – говорила Анна, Юрьевна, пожимая всем им руки. – Пойдем, однако, князь, со мной на минуту, – мне нужно переговорить с тобой два – три слова! – присовокупила она и, взяв князя под руку, увела его в свой будуар.
Барон догадался, что разговор между ними будет происходить о предстоящей свадьбе, а потому тихими шагами тоже пошел за ними. Комнаты в доме Анны Юрьевны были расположены таким образом: прямо из залы большая гостиная, где остались вдвоем Жуквич и Елена; затем малая гостиная, куда войдя, барон остановился и стал прислушиваться к начавшемуся в будуаре разговору между князем и Анной Юрьевной.
– Ты знаешь, – начала она, как только они уселись, – я замуж выхожу.
– Вы?.. Но за кого же?.. – спросил князь удивленным голосом.
– Конечно, за барона! – отвечала Анна Юрьевна.
– Зачем вам это понадобилось? – продолжал князь.
– Он пристал; он этого требует!
– А, вот что! – произнес князь, почесав у себя за ухом.
– Говорит, что его положение в обществе неприлично. И точно что, – сам согласись, – оно не совсем ловкое.
– Он это положение, я думаю, прежде бы должен был предвидеть, – заметил князь.
– Да, но оно сделалось теперь ему невыносимым.
Князь сомнительно усмехнулся.
– Я хотела тебя спросить об одном, – присовокупила Анна Юрьевна, – не зол ли он очень? Может быть, он скрывает от меня это… Tu le connais de longue date; c'est ton ami.
При этом вопросе Анны Юрьевны барон весь превратился в слух.
– Нет, не зол! – отвечал князь протяжно.
– А что же он? – спросила Анна Юрьевна, поняв, что князь тут кое-чего не договаривает.
– По-моему, во-первых, он пуст, а потом подловат немного, – извините, что я так выражаюсь! – заключил князь.
– Ничего! – отвечала Анна Юрьевна.
Барон невольно даже отшатнулся от драпировки, к которой приложил свое ухо.
– Это еще ничего! – продолжала Анна Юрьевна. – Но я боюсь, чтобы он капризничать, командовать надо мной не стал очень.
– Вы сами ему не поддавайтесь, – возразил ей князь.
– Я не поддамся, конечно… Я помню, как и тот мой муж вздумал было на меня кричать, что я долго одеваюсь на бал, я взяла да банкой с духами и пустила ему в лицо; но все же неприятно иметь в доме бури, особенно на старости лет…
– Но отчего барон так вдруг вздумал требовать вашей руки?.. От ревности, что ли? – спросил князь, слегка усмехаясь.
– C'est possible!.. Je n'en sais rien! – отвечала, усмехнувшись, Анна Юрьевна. – И требует еще, чтоб я, выйдя за него, отдала ему часть моего состояния.
– Состояния, однако, требует?.. Не дурак, значит, он.
– Какой дурак!.. Он очень умный и расчетливый человек, но это бог с ним! Я ему дам; а главное, скажи, как по нашим законам: могу я всегда отделаться от него?
– Почему же не можете?.. Можете!
– Par consequent tu m'eneourage! – заключила Анна Юрьевна.
Князь некоторое время подумал.
– Ничего особенного не имею сказать против того! – проговорил он, наконец.
Его в это время, впрочем, занимала больше собственная, довольно беспокойная мысль. Ему пришло в голову, что барон мог уйти куда-нибудь из гостиной и оставить Жуквича с Еленой с глазу на глаз, чего князь вовсе не желал.
– Итак, все? – сказал он, вставая.
– Все! – отвечала Анна Юрьевна.
Барон в эту минуту юркнул, но не в большую гостиную, а через маленькую дверь во внутренние комнаты. Несмотря на причиненную ему досаду тем, что тут говорилось про него, он, однако, был доволен, что подслушал этот разговор, из которого узнал о себе мнение князя, а также отчасти и мнение Анны Юрьевны, соображаясь с которым, он решился вперед действовать с нею.
Князь недаром беспокоился: у Елены с Жуквичем, в самом деле, происходил весьма интимный разговор. Как только остались они вдвоем в гостиной, Елена сейчас же обратилась к Жуквичу.
– Вы, однако, не дочитали мне письма, которое вчера получили.
– Я ж его привез сюда! – отвечал Жуквич и, вынув из кармана письмо, подал его Елене.
Елена принялась читать письмо, а Жуквич стал ходить взад и вперед по комнате, с целью, кажется, наблюдать, чтобы не вошел кто нечаянно.
Елена, дочитав письмо, изменилась даже вся в лице.
– Это ужасно! – произнесла она.
Жуквич молча принял от нее письмо и положил его снова в карман: грусть и почти скорбь отражались в глазах его.
– Надобно как можно скорее пособить им, – сказала Елена стремительно.
– А чем?.. – возразил ей печальным голосом Жуквич. – У меня ж ничего нет! Все взято и отнято правительством!
– У меня тоже решительно ничего нет, – подхватила Елена, смотря себе на гуттаперчевые браслеты и готовая, кажется, их продать. – Но вот чего я не понимаю, – продолжала она, – каким образом было им эмигрировать, не взяв и не захватив с собой ничего!
– Одним нечего было захватить, – ответил с грустною улыбкой Жуквич, – другие ж не успели.
– В таком случае я лучше бы осталась дома и никуда не пошла.
– Да, но человеку жить желается, – его ж инстинкт влечет к тому; остаться значило – наверное быть повешену.