Княгиня усмехнулась. Она это предложение Миклакова приняла сначала за шутку.
– Прикажете или нет? – настаивал тот.
– Пожалуй, ходите, – отвечала, наконец, княгиня.
Ей самой немножко улыбнулась мысль о подобном времяпрепровождении.
– Так, так, значит, на том и покончим! – произнес он, уже вставая и протягивая княгине на прощанье руку.
Та ему ничего не отвечала и только подала ему тоже свою руку.
Миклаков ушел.
Княгиню страшным образом удивило и оскорбило такое посольство от князя. «Разве сам он не мог побеспокоиться и написать ей ответ?.. Наконец, просто сказать ей на словах?.. Зачем же было унижать ее еще в глазах постороннего человека?» – думала княгиня и при этом проклинала себя, зачем она написала это глупое письмо князю, зная по опыту, как он и прежде отвечал на все ее нежные заявления. С настоящей минуты она начала серьезно подумывать, что, в самом деле, не лучше ли ей будет и не легче ли жить на свете, если она разойдется с князем и уедет навсегда в Петербург к своим родным.
Сам же князь в продолжение всего времени, пока Миклаков сидел у княгини, стоял у окна в своем кабинете и с жадным вниманием ожидал, когда тот выйдет от нее. Наконец, Миклаков показался.
– Идите сюда скорей! – не утерпел и крикнул ему князь.
Миклаков подошел было к нему к окну.
– Идите же в комнату! – крикнул ему еще раз князь.
Миклаков усмехнулся, мотнул головой и вошел в комнаты.
– Ну что, говорили? – спросил его стремительно князь.
– Говорил! – отвечал протяжно Миклаков.
– Что же вы именно говорили?
– Говорил, во-первых, что вы человек весьма недалекий, – произнес Миклаков и приостановился на некоторое время, как бы желая наблюсти, какое это впечатление произведет на князя.
Того, при всем его желании скрыть это, заметно передернуло.
– Ну-с, далее! – сказал он.
– Далее я ей объяснил, что вы человек пустой и не совсем даже честный, в отношении ее, по крайней мере!
– Благодарю, что не во всех уж отношениях! – сказал князь, притворно усмехаясь.
– Не во всех-с, не во всех! – подхватил Миклаков.
– Что же она на все это?
– Она пока еще не соглашается с таким моим мнением, но, во всяком случае, решилась понемногу начать развлекать себя, и я в этом случае предложил ей свое товарищество и партнерство.
– Предложили? Вот за это спасибо! – воскликнул князь.
– Предложил; только наперед вам говорю: прошу меня не ревновать, а то я в этих случаях труслив, как заяц: сейчас наутек уйду!
– Ни взглядом, ни словом не обнаружу сего грубого чувства пред вами, – отвечал с оттенком веселости князь. – Но она все-таки не очень огорчилась? – прибавил он озабоченным голосом.
– Нет, по-видимому, не очень.
– Это и отлично! – произнес князь с видимым удовольствием.
– Мне, однако, пора домой! – сказал Миклаков.
– Не смею останавливать!.. Экипаж готов! – сказал князь, с чувством и с благодарностью пожимая руку приятеля.
Миклаков опять сел в тот же фаэтон и поехал: он и на этот раз думал о княгине. В его зачерствелом и наболевшем сердце как будто бы снова заискрилось какое-то чувство и зашевелились надежды и мечты!
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня – что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
После 15 августа Григоровы, Анна Юрьевна и Жиглинские предположили переехать с дач в город, и накануне переезда князь, сверх обыкновения, обедал дома. Барон за этим обедом был какой-то сконфуженный. В половине обеда, наконец, он обратился к княгине и к князю и проговорил несколько умиленным и торжественным голосом:
– А я завтрашний день поблагодарю вас за ваше гостеприимство и попрошу позволения проститься с вами!
– Вы едете в Петербург? – спросила его княгиня заметно довольным голосом.
Князь кинул взгляд на барона.
– Нет, я остаюсь в Москве, – отвечал тот, все более и более конфузясь, – но я буду иметь дела, которые заставляют меня жить ближе к городу, к присутственным местам.
Князь и княгиня, а также и г-жа Петицкая, обедавшая у Григоровых, посмотрели на барона с некоторым удивлением.
– Какие же это у вас дела такие? – спросил его князь.
– Да так… разные, – отвечал уклончиво барон.
– Разные… – повторил князь. – Но разве от нас вы не могли бы ездить в присутственные места?
– Далеко, ужасно далеко! – отвечал барон.
– Что же вы в гостинице, что ли, где-нибудь будете жить? – продолжал князь и при этом мельком взглянул на княгиню. Он, наверное, полагал, что это она потребовала, чтобы барон переехал от них; но та сама смотрела на барона невиннейшими глазами.
– Я нанял квартиру у Анны Юрьевны, – отвечал барон протяжно.
– У Анны Юрьевны?.. – воскликнули в один голос Григоровы.
– Но где же и какая у ней квартира может быть? – подхватила стремительно Петицкая.
Она успела уже познакомиться с Анной Юрьевной и даже побывать из любопытства в городском ее доме.
– Внизу. Я весь низ беру себе, – отвечал барон, – главное потому, что мне нужно иметь квартиру с мебелью, а у Анны Юрьевны она вся меблирована, и меблирована прекрасно.
– Еще бы не прекрасно! – воскликнул князь. – Мало ли чего нет у моей дорогой кузины; вы у ней многое можете найти, – присовокупил он как-то особенно внушительно.